Интервью Виталия Давыдова

26 марта 2013

Трехкратный олимпийский чемпион по хоккею Виталий Давыдов: «На лед летели шляпы и… галоши»

– Вопрос, о чем бы вас спросить в первую очередь, даже не стоит, Виталий Семенович. Быстрые шаги, блеск в глазах, непрерывно звонящий мобильный… В рабочем графике еле-еле обнаружилось окно для интервью… Рецепт вашей молодости – в студию!  

– Не знаю… Может быть, природа такая! Ничего особенно я не делаю. Люблю работу свою, работа и тонизирует, и вообще делает человека более свежим, так что никакого другого рецепта я тут и не могу дать, кроме как работать, заниматься любимым делом.

 
– Англичане говорят: посеешь характер – пожнешь судьбу. Мне кажется, характер всегда был главным в вашей жизни, достаточно вспомнить, например, как вы защитником стали.  

– Конечно, защитником я ведь никогда и не был, меня им Аркадий Иванович Чернышов «назначил». А так я с самого детства, через все юношеские команды форвардом прошел, с Володей Юрзиновым вместе, в одном звене играли. Володя в центре, а я с краю. Поэтому когда нас пригласили во «взрослое» «Динамо» и вдруг такое решение Аркадий Иванович принимает – что я буду играть в обороне, естественно, появились кое-какие сомнения.

 
– Вы Чернышову тогда занятно о своих сомнениях сказали: «По-моему, я вам, Аркадий Иванович, не нужен. Раз так, давайте уж я домой поеду…». Для форварда перевод в защиту – это ведь просто оскорбление, да?  

– Ну что вы, зачем вы так – оскорбление... Все равно мы любили играть, мы жили этим. Первое и основное желание – играть, поэтому когда прозвучало такое предложение, я поначалу был ошеломлен этим, притих, про себя подумал: «Попробую», но все вроде бы получилось, пошло хорошо. Я боялся, что не получится – вот о чем были мои сомнения, но все вроде бы обошлось.

– У Чернышова не было выбора, у него все основные защитники были в тот момент травмированы. А что если дело было не только в этом? И он помимо всего прочего еще и почувствовал в вас защитника своим гениальным чутьем. Тренер же был гениальный…  

– Этого не буду отрицать – естественно, Аркадий Иванович видел мое катание спиной вперед, повороты, развороты, все это было у меня на приличном уровне. В обороне это самое основное: повороты и развороты, иначе ты постоянно будешь уступать…

– Когда вы в первый раз столкнулись с канадцами?  

– В шестидесятом. С молодежной сборной съездили, навели там «террор», и со второй сборной СССР случилось в Канаде побывать. Не те это были великие канадцы, которые потом сражались в суперсерии, мы их довольно легко обыгрывали. А в НХЛ в ту пору было шесть команд! Сегодня это трудно представить, не тридцать, а всего шесть. Две канадских, «Торонто» и «Монреаль», четыре американских, «Бостон», «Филадельфия», «Чикаго», «Нью-Йорк Рейнджерс». Все! Так что я успел увидеть, как играют братья Морис и Анри Ришары – Морис носил прозвище «Ракета», а Анри звали «Карманной ракетой». Вратарь Жак Плант… Я увидел их живьем, когда нас пригласили в качестве зрителей на один из матчей НХЛ.

– На какой?  

– «Монреаль» против «Бостона». Впечатление было ошеломляющим. Первое, на что мы обратили внимание: две команды выходят на раскатку и разминаются… одной шайбой! Это бросилось сразу в глаза. Как и то, что все играют без шлемов. В то время Канада была еще доминионом Англии, и на стене висел гигантских размеров портрет английской королевы. Когда заиграл канадский гимн, на полотнище, сзади пустили поток воздуха – возникло абсолютное ощущение, что портрет ожил, зашевелился. Ну и сама игра! Они играли совсем не так, как мы! Вбрасывают шайбу, помчались в зону соперника и там начинается куча мала. Шайбу потеряли, откатились назад. Просто, но до чего зрелищно! Еще я до сих пор ни разу не видел, чтобы столько народу на хоккей приходило. В Канаде стадионы от 18 до 25 тысяч, и туда трудно очень попасть.

– А сама публика, в сравнении с привычной, советской – как она вам показалась?  

– В шестидесятом году и у нас публика была хорошей. Тогда же не было всех этих так называемых фанатов, этого ненормального фанатизма, с которым теперь приходится сталкиваться. На хоккей ходили интеллигентные люди, нередко семьями. Наш, советский зритель на фоне канадского выглядел очень сдержанным. Канадцы, когда гол забивался, швырялись шляпами, галошами – все это летело на лед. Игроки стоят, смотрят, комбайн вышел, все это убрал… На самом деле, шляпы, галоши – ничего страшного, самое ужасное, когда бросают деньги, монеты. Ее не очень-то и заметишь, маленькую монетку, но если игрок закладывает вираж, а она попадает под конек, можно получить серьезные травмы, чаще всего травмы паха.

– В вас угадал кто-нибудь советских граждан?  

– Мы пришли в обыкновенных пальто, без «опознавательных знаков», к тому же нас еще разглядеть нужно было, мест же нет, загнали под самый потолок, и половина еще стояла, кресел хватило не на всех. Никто не роптал. Когда еще матч НХЛ увидишь?! А вообще в Канаде интерес к нам был огромным. Мы играли с любительскими командами, с клубами Западной профессиональной лиги, в десяти матчах девять побед и одна ничья. Переезжали из города в город, и в каждом городе у отеля, где жила сборная, собиралась толпа.

– Неужели? За двенадцать лет до суперсерии… По идее, вы не должны были быть в такой степени интересны.  

– Стояли в основном эмигранты. Вы учтите, Канада же была такая страна – три волны русской эмиграции, начиная с первой революции 1905 года, затем – 1917-й, и Великая Отечественная. Люди попадали в плен, и их отсылали в Канаду, как рабочую силу. Обратного пути для них не было, настолько сильно работала пропаганда, им внушалось: стоит вам вернуться домой, вы мгновенно будете арестованы. Особенно много людей приходило в Виннипеге, Калгари – в шахтерских городах. Им так хотелось услышать хоть одно русское слово, подержаться за нас. Приходили сотнями, расспрашивали обо всем. Десятки лет они не видели Родины, своих близких…

 

Запомнился разговор с одним очень богатым человеком. В 1905 году он уехал из России, признавался мне: «У меня всю жизнь была мечта – заработать много денег. Она сбылась. Захотелось власти. Попал в муниципалитет города. Должность есть, деньги есть. Но так не хватает России…».

– Кэгэбешники разрешали с ними разговаривать?  

– Проблем никаких не было. Нас даже отпустили в гости к духоборам. Духоборы – это же крымские татары. Они жили там своим, обособленным мирком, у них был деревообрабатывающий комбинатик, на нем сувениры производились. Они нас позвали в клуб, сказали: «Мы вас пригласим, сварим вам борщ, настоящий, московский! Когда мы к ним пришли, поразило, что справа сидят одни мужчины, слева – женщины. И обращаются друг к другу «брат», «сестра». Все вегетарианцы. Мы поели борща, посмотрели, как духоборы танцуют – в нашу честь полноценный концерт устроили.

– Если снова вернуться к канадцам – с ними вы играли с каким-то особенным вдохновением, это многие отмечали.  

– Канадцы любят жесткую силовую борьбу, и мне она нравится. Мы были на одной волне.

– Тарасов в книге описывает случай, как канадский центрфорвард Бурбоннэ сломал вам челюсть в восьми местах, вы поднялись, весь окровавленный, вернулись в свою зону, отбили атаку и только после этого дали врачам себя увести.  

– Анатолий Владимирович любил приукрасить. Ничего такого не было. Да, я получил удар в игровом эпизоде, но кровь по лицу у меня не бежала ручьями, вкус крови во рту я чувствовал, ну и что? Сплевывал ее. Потом через какое-то время сам подъехал к Чернышову, говорю: «Аркадий Иванович, у меня словно прикус теряется, нижней челюсти почти не чувствую». Чернышов позвал доктора, тот меня обследовал и на машине отправил в госпиталь. Пока я ехал, подбородок у меня «плавал». Никаких переломов в восьми местах, что вы… Двусторонний перелом челюсти, на следующее утро мне сделали операцию.

– С кем вам было комфортнее, с Тарасовым или с Чернышовым? Они были антиподами и чем-то напоминали летчиков Чкалова и Громова. «Чкалов был стихия, бездорожье. Громов жил, мгновенья не сгубя…».  

– Они были антиподами, но великолепно дополняли друг друга. Анатолий Владимирович – очень сильный черновой тренер, ведь в принципе все тренировки проводил Тарасов. К новичкам он очень любил цепляться… И по каждому моменту подъедет, что-то такое скажет, от чего все покатываются, то на лед ляжет, то кого-то на что-то спровоцирует. Он такую обстановку создавал – хочешь, не хочешь, а побежишь! Этот дуэт – Чернышов-Тарасов принес множество побед нашему хоккею. Аркадий Иванович – единственный четырехкратный олимпийский чемпион в ранге тренера. Что тут еще скажешь?!

– При этом слава Тарасова до сих пор затмевает славу Чернышова. Если почитать историю, не владея фактами, возникает ощущение, что это Чернышов был помощником Анатолия Владимировича, но никак не наоборот.  

– А это идет от того, что Чернышов возглавлял «Динамо», Тарасов – ЦСКА. Команда ЦСКА была на виду, выигрывая год за годом чемпионаты страны, естественно, Тарасов чаще попадал, что называется, под прицел фотокамер. Но я хочу обратить внимание на токой факт: когда Анатолий Владимирович сам руководил сборной, – а это было после московского чемпионата мира 1957 года, Аркадия Ивановича тогда с поста главного тренера сняли… Поставили Тарасова. Тарасов стоял на капитанском мостике сборной СССР на чемпионате мира 1958, 59-ого и 1960 года. Ни один чемпионат мира и, к слову, ни одна Олимпиада не была им выиграна. Делайте выводы. И только после того, как Чернышов вернулся в сборную, началась впечатляющая победная серия.

– Как же так получилось, что вы не попали на суперсерию СССР-Канада?  

– После Олимпиады в Саппоро Аркадий Иванович и я окончательно ушли из сборной. Чтобы посвятить себя клубу.

– У этого была какая-то подоплека?  

– Ну какая подоплека? Когда-то же надо заканчивать. Мне было уже 33 года, ждать, когда с трибун понесется: «На пенсию!», оставалось недолго. Ошибаться на льду в таком возрасте уже было нельзя, тут же начинались такие крики. Я не хотел их слышать. Предпочел уйти непобежденным.

– До суперсерии оставалось всего полгода. Что изменили бы в этом смысле полгода?  

– Я уже настроился, что перехожу на тренерскую работу, и летом тренировался не так интенсивно, как раньше…

– И никогда не жалели о том, что не сыграли с Канадой в этих легендарных матчах?  

– Никогда. Я провел в сборной одиннадцать сезонов, наигрался вдоволь.

– Что-то вы недоговариваете, Виталий Семенович. Но если вы хотите что-то оставить за кадром, дальнейшие расспросы ни к чему не приведут. Вообще-то это не единственный парадокс в вашей биографии. Легко поступив на юрфак МГУ (!), вы через месяц оказались в пединституте имени Крупской.  

– Это сейчас профессия юриста – важно и престижно, а тогда я посчитал, что это не мое. Что я буду время терять? Ушел, и дело с концом! Но в пединституте я оказался не через месяц, я на следующий год туда поступил. А МГУ у меня дочь закончила. Так что этот диплом в нашей семье есть.

– Вы издавали в сборной СССР стенгазету, и мальчишки писали вам смешные письма: «Шайба в воротах чехов нам дороже двадцати шоколадок!». Это письмо широко известно, расскажите о каком-нибудь другом!    

– В Инсбруке, на первой для меня Олимпиаде, письма и телеграммы нам носили мешками. В том числе приходит телеграмма. Из Ленинграда. «Дорогие ребята, я болел за вас так, что у меня не осталось ничего от зарплаты. Не можете ли вы мне оказать материальную помощь?»

– С хоккейными байками неразрывно связаны и байки о генсеках. Они не пропивали на «болении» всю зарплату, но, тем не менее, и Брежнев и Андропов были яростными болельщиками. Брежнев болел за ЦСКА, Андропов – за «Динамо».  

– Я однажды сказал Юрию Владимировичу: «Вы могли бы стать хорошим тренером», настолько глубоко он понимал игру, разбирался в тактических построениях. «Ты меня переоцениваешь», – скромно отвечал Юрий Владимирович. Мало кто знает, какой болельщицей была его жена, Татьяна Филипповна. По-моему, она и приложила руку к тому, чтобы и сам Андропов увлекся хоккеем. На игры он не приезжал, не было времени, но на матчах «Динамо» обязательно сидели его люди, которые поминутно набирали секретный номер и докладывали о любом событии на площадке.

– Выражаясь современным языком, вели «онлайн-трансляцию».  

– Да-да, в том числе и из других городов, когда мы играли на выезде!

– Ваша тренерская карьера была яркой, но недолгой. Победы с молодежной сборной, серебро чемпионатов СССР, отъезд в Венгрию, и после возвращения домой в качестве главного тренера вы больше не значились. Нет ощущения зарытого в землю таланта?  

– После возвращения из Венгрии я помогал Юрию Моисееву, потом Юрзинову. Почему перестал быть главным? Разве это от меня зависело? Серебряные медали, которые я выигрывал, будучи главным тренером «Динамо», больше никого не устраивали. Видимо, руководство считало, что чемпионства смогут добиться другие.

– В этом году «Динамо» исполняется 90 лет…  

– И шестьдесят из них я провел в «Динамо». Несмотря ни на какие посулы, а меня, конечно, пытались переманивать и в «Спартак», и в ЦСКА, я не соглашался снять этот свитер. У нас сейчас любят рассуждать о патриотизме. А я всегда считал и считаю: патриотизм начинается с клуба. От человека, который предает свой клуб, смешно ждать патриотизма по отношению к стране. С этим я прошел всю жизнь, и никакие новые поветрия о том, что все продается и покупается, не заставят меня отказаться от этой правды.