Мария Гадас © Пресс-служба Еврейского музея и центра толерантности
В апреле в Еврейском музее и центре толерантности открылась выставка «На языке правил и исключений. Наука и искусство». Мы поговорили с главным куратором музея Марией Гадас и выяснили, влияют ли друг на друга наука и искусство, как художественные работы помогают изучать особенности разных эпох и на какие экспонаты в каждом из разделов выставки стоит обратить особое внимание.
— Какую главную цель вы ставили, создавая эту выставку?
— С помощью выставки нам хотелось обострить привычные каждому человеку взаимоотношения вещей. Суть науки и искусства как образа мышления человека — это взаимодействие с миром. В какой-то момент для каждого человека оно немного стирается, становится привычным. Наука и искусство же стремятся сделать ощущение жизни более явным.
— Почему в сегодняшнем моменте важно говорить о связи науки и искусства?
— Я думаю, это вечная тема, которую можно подавать разными способами. Мы представили ее так, а если спустя время другой музей захочет сделать подобную выставку, но совершенно в другом ключе, она не будет звучать, как переделка нашей выставки. Здесь заложено много граней и возможных контекстов, поэтому для этой темы любой момент будет удачным.
© Пресс-служба Еврейского музея и центра толерантности
— Со стороны более очевидно, как наука влияет на искусство: появляются новые технологии и материалы. А как, на ваш взгляд, искусство влияет на науку и влияет ли?
— Искусство сильно влияет на науку и своим языком, и свободой, которой оно обладает в большей степени, чем наука. На выставке мы говорим о нескольких таких примерах. Один из них — косвенное влияние Достоевского на Альберта Эйнштейна. Достоевский помог Эйнштейну способностью парадоксально мыслить и дал ему свободу от устоявшихся представлений об окружающем мире. Эйнштейн отмечал, что поэтика Достоевского дает ему намного больше, чем все ученые, чем математика Гаусса.
Другой важный аспект — это свидетельства, которые оставляет искусство, когда фиксирует какие-то явления. Впоследствии их изучают как дидактический материал. Например, на выставке мы рассказываем про малый ледниковый период. Зимние пейзажи 16–17 веков — как раз пик этого периода, и мы можем посмотреть, как это было на самом деле.
Недавно английские ученые опубликовали статью о том, что они используют работы Клода Моне, Джеймса Уистлера и Уильяма Тёрнера, чтобы изучать, как во время промышленной революции был загрязнен лондонский воздух. Знаменитые серии в тумане Моне создавались, когда Лондон действительно был в ужасном экологическом состоянии, потому что переработка угля по сравнению с началом 19 века увеличилась в сто раз. То, что происходило тогда с атмосферой, сейчас изучают по работам художников и по снимкам, которые сохранились.
— Я читала, что астрономы изучали «Звездную ночь» Ван Гога, потому что заметили, что на картине изображено редкое небесное явление.
— Да, недавно вышла книга «Астрономия в искусстве», ее редактировал Михаил Шевченко, который был нашим научным консультантом и написал для выставки текст о возникновении рисунков созвездий. В этой книге приводится как раз «Звездная ночь» Ван Гога как пример свидетельства астрономического явления.
— Как построена выставка?
— Выставка построена последовательно, хотя первая реакция посетителей — что это какой-то лабиринт. Возможно, такое ощущение создается от обилия комнат, которые перетекают одна в другую. Чередуются кабинеты ученых, которые представляют разные разделы знания, а экспозиционные залы показывают те предметы искусства, которые связаны с той или иной наукой.
© Пресс-служба Еврейского музея и центра толерантности
За основу кабинетов ученых мы взяли офорт Рембрандта 1652 года, который так и называется — «Кабинет ученого», второе название — «Фауст». Здесь изображено камерное пространство, кабинет ученого, которого часто называют алхимиком. В интерьере есть определенный набор предметов, который повторяется в нашей экспозиции. Если это астрономия, то на столе появляется телескоп, под потолком кабинета подвешена Луна в разных ее фазах. Если это биология, то добавляются огромные цветы. Если география — стол стоит как будто на маленьком островке, вокруг вода, мы видим линию горизонта, над столом ученого висит облако.
Рембрандт Харменс ван Рейн. «Фауст», 1652 год, Рейксмюзеум, Амстердам © Public Domain
— Есть ли у вас любимые экспонаты в каждом таком кабинете?
— Экспонатов больше не в самих кабинетах, а уже в залах, которые следуют за ними. Открывает экспозицию астрономия, потому что это самая древняя наука. Тут я практически все предметы очень люблю, отдельно могу выделить замечательные офорты Гарифа Басырова из серии «Космос». Для него тема космоса очень важна как личное переживание, проекция внутреннего «я».
Еще одна прекрасная работа — «Затмение» Андрея Васнецова. На ней два человека плывут в лодке и над ними большой черный шар — Солнце. Картина была создана после личной трагедии художника — гибели сына, и работа дает представление о том, что тема космоса и вообще наблюдение за астрономическими явлениями становится отражением человеческой драмы.
© Пресс-служба Еврейского музея и центра толерантности
В этом зале также есть очень важная работа — «Меланхолия» Альбрехта Дюрера. Об этом обычно мало говорят, но Дюрер был свидетелем падения Энсисхеймского метеорита, и на заднем плане гравюры мы видим это явление.
В разделе биологии моя самая любимая работа — натюрморт Кузьмы Петрова-Водкина из собрания семьи Палеевых в Петербурге. Эта картина настолько светоносная и удивительная сама по себе, что от нее невозможно оторваться.
Кузьма Петров-Водкин. «Яблоко и вишня», 1917 год, частная коллекция © Public Domain
— Как эта картина связана с биологией?
— В разделе биологии мы говорим о разных стадиях жизни органической материи, и там есть три натюрморта, на которых можно увидеть свидетельство жизни и биологических процессов. На натюрморте Петрова-Водкина изображены яблоко и маленькая вишня, они написаны настолько полупрозрачно, что можно ощутить движение сока внутри яблока и вишни.
Второй натюрморт — это Владимир Лебедев, прекрасный букет еще свежих цветов, хотя уже с опадающими лепестками. А вода в вазе, в которой они стоят, уже мутная и зеленая. Третья работа — натюрморт Юрия Пименова, который изображает яблоко с подгнившим боком. Это довольно известная его работа, еще в советское время воспроизводилась на открытках. Она дает нам представление о следующем этапе жизни вещей.
На выставке представлены работы Павла Филонова и Давида Какабадзе, которые иллюстрируют важную научную тему — открытие атома. На рубеже 19–20 веков наука продвинулась еще дальше благодаря развитию микроскопической оптики, открыли еще более мелкую частицу, субатом. И работы Филонова во многом связаны с этими открытиями.
В оптике я выделю офорт Рембрандта, потому что тут интересная история создания. Когда художник делает офорт или любой рисунок, который впоследствии должен быть напечатан, то он создает композицию из расчета, что печать будет зеркальной. Этот принцип хорошо иллюстрирует офорт Гарифа Басырова: мы соединили его лист «Нарцисс» и доску, с которой он делался, чтобы можно было увидеть эту зеркальность.
© Пресс-служба Еврейского музея и центра толерантности
В зале географии и климатологии находится работа Андрея Бартенева «Лондон под снегом», которую мы сделали специально для выставки. Я видела работу очень давно, и когда обратилась к Андрею, он сказал, что она безвозвратно утеряна. Но нам все же удалось найти 3D-вращатели, построить специальный куб.
— Расскажите немного подробнее об этой работе.
— Андрей сделал эту работу под впечатлением снегопада в Лондоне зимой 2003–2004 годов. Тогда выпало непривычно много для Лондона снега, он лежал очень долго и заснеженные лужайки парков напоминали даже Японию. Работа Бартенева полна лиризма и красоты, несмотря на свою технологичность. Внутри — прыгающие шарики-снежинки, по цвету напоминающие британский флаг, пять вращателей, на каждом из которых свой текст на английском и русском языках.
— Как уживаются Рембрандт и Бартенев?
— Хорошо, друг друга не обижают. Андрей любит старое искусство, он был на открытии и очень радовался, что все так сочетается. В целом, у многих коллекционеров, которые не фокусируются на каком-то одном периоде, часто бывает, что старое искусство соседствует с современным, и если выбор хороший, то оно органично живет.
— Что увлекает детей на выставке?
— Детям на выставке очень нравится, им есть, чем заняться. Вся среда игровая, а пространство напоминает «Алису в Стране чудес». В разделе астрономии есть интересный объект, сделанный специально для выставки. Это интерактивная образовательная песочница с несколькими программами. Внутри кинетический песок, и дети, создавая какие-то горки или углубления, двигаются и понимают структуру, например, это галактика или астероидный пояс. Диктор дает подсказки и рассказывает подробнее.
В разделе биологии отдельный зал, который дает возможность побывать в подводном мире. Ребенок может по шаблону раскрасить рыбу или другого морского обитателя, отсканировать его и запустить в океан. Все шаблоны взяты из работ известных художников, от помпейской мозаики до Эшера.
© Пресс-служба Еврейского музея и центра толерантности
В последнем зале, где разговор идет о географии и климатологии, есть звуковая стена. Там можно послушать разные природные явления, например дождь или вьюгу, и попытаться угадать, что это за звук.
— Как вы считаете, отношения искусства и науки связаны с эпохой? Например, в эпоху Ренессанса человек легко совмещал роли ученого и художника, эти области не сепарировались. Сегодня же кажется, что мы сильно делим мир на физиков и лириков.
— Конечно, в эпоху Возрождения так и было. Но мы обратились не к Возрождению, а к эпохе барокко, потому что тогда науки тоже сильно не отделялись друг от друга. Например, вспомним Кеплера: никто не говорил, что он просто астроном, он был астрономом и математиком, астрологом, даже поэтом. А табельность, разделение на специализации начались в тот период, когда формировалось академическое образование в том виде, в котором мы знаем его сегодня. Но все-таки и сейчас есть примеры увлеченных людей, которые проявляют себя в разных областях. Например, физик Аркадий Мигдал, который был еще и скульптором.
— К каким открытиям лично вас привела работа над этой выставкой? Изменилось ли что-то в вашем мироощущении за это время?
— В процессе я стала читать много научной литературы. С одной стороны, это было вынужденно, а с другой, я получала огромное удовольствие, читая, например, «Историю физики» Эйнштейна или серию его интервью. Эта выставка дала возможность глубже познакомиться с наукой, а также обнаружить в воспоминаниях ученых, что многие вещи из искусства были для них важны. Это очень вдохновляет, понимаешь, насколько все соединено в человеческом мышлении.
Для справки:
До 2 июля в Еврейском музее и центре толерантности можно посетить выставку «На языке правил и исключений. Наука и искусство». Проект организован совместно с Политехническим музеем при поддержке банка ВТБ. На выставке показывают как редкие приборы, вышедшие из кабинетов ученых, так и рожденные в художественных мастерских шедевры Рембрандта, Малевича, Филонова и многих других мастеров. Выставка задумана как место, где будет интересно провести время всей семьей.