«Рядовых концертов не бывает»: интервью с дирижером и солистом musicAeterna Ильёй Гайсиным

Оркестр musicAeterna, основанный Теодором Курентзисом, отмечает 20-летие. В марте при поддержке ВТБ состоялся большой юбилейный тур: Красноярск, Новосибирск, Пермь, Москва, Санкт-Петербург. О том, в чем уникальность легендарного коллектива, как начать слушать классику и нужна ли для этого специальная подготовка, — в интервью с дирижером, солистом и ассистентом руководителя оркестра Ильёй Гайсиным.

— Прежде всего, каждый музыкант в musicAeterna — яркая личность, солист. Благодаря особой способности видеть людей Теодор Курентзис подбирает личности так, чтобы они могли взаимодействовать между собой. Каждый является солистом — при этом Теодор смог создать по-настоящему слаженный ансамбль, где музыканты понимают друг друга без слов. Но главное — это отношение к процессу. Музыканты не относятся к репетициям и выступлениям как к работе, рутине.

— Наверное, это творческая лаборатория. В которой мы можем пробовать, исследовать, обсуждать и идти на риск — не торопясь и без суеты. Еще одно важное отличие musicAeterna — это возможность много репетировать. Благодаря этому возникает результат, который так поражает публику на концертах. Также я думаю, что секрет нашего успеха — это особые личные взаимоотношения между Теодором и музыкантами, меньше всего их можно было бы определить как «начальник — подчиненный».

— У каждого в оркестре свои музыкальные вкусы и предпочтения. Мне очень близка музыка позднего романтизма: Малер, Брукнер, Вагнер. Я очень люблю, когда мы исполняем Чайковского, но такое же счастье — соприкасаться с Бетховеном, Моцартом, Бахом или Шостаковичем. Не назвал бы это всеядностью: в тот момент, когда имеешь дело с настоящим шедевром, погружаешься в него, — всегда веришь, что именно эта музыка самая лучшая. Что касается публики, у меня есть ощущение, что люди настолько доверяют Теодору и musicAeterna, что приходят на все концерты с одинаковым энтузиазмом. Наверное, мы заслужили это доверие благодаря тому, что, какая бы ни была программа, Теодор никогда не оставляет людей равнодушными. Они никогда не уходят с концерта такими же, какими пришли.

— Непростым было исполнение девяти симфоний Бетховена на Зальцбургском фестивале в 2018 году. Каждое исполнение «Франчески да Римини» Чайковского — огромная физическая нагрузка для группы струнных. Что, конечно, никак не заметно из зала. Туры, в которых повторяются произведения, тоже непростое испытание. С одной стороны, с каждым новым исполнением симфония созревает. С другой — мы должны сохранить свежесть восприятия и максимальную отдачу.

К счастью, в отличие от очень многих оркестров, включая самые именитые, у нас достаточно гуманный график на гастролях. Как правило, мы не играем концерты каждый день: нужно иметь возможность восстановиться и накопить энергию для следующего выплеска.

— Теодору удается сделать так, что рядовых концертов просто не бывает. Этого подхода не может быть, что какой-то концерт более или менее важен. Бывают разные залы: в одних очень хорошая акустика, в других ее практически нет. Иногда мы прибегаем к помощи звукоинженеров. Но никогда не бывает такого отношения: зал не совсем подходящий, поэтому сыграем вполсилы. Это невозможно.

— Как ни странно, здесь нет противоречия. Музыку можно воспринимать и получать от нее удовольствие, не имея никакой специальной подготовки и не обладая знаниями о контексте. В то же время все, что человек узнает о произведении, композиторе и эпохе до того, как придет на концерт, поможет ему в большей степени насладиться тем, что он услышит.

Есть разные уровни слушания. Например, Дмитрий Шостакович часто использовал «эзопов язык»: в его музыке может быть зашифрована определенная информация. В Десятой симфонии он использует музыкальную анаграмму DSCH, соответствующую первым буквам его имени. Каждой букве соответствует нота — так из анаграммы возникает музыкальный мотив. В той же Десятой симфонии Шостакович использует мотив, посвященный его возлюбленной Эльмире. Имя соответствует музыкальному ряду, который звучит сходно с первой темой «Песни о земле» Густава Малера, любимого композитора Шостаковича. Почему выбраны эти темы и как они сталкиваются и взаимодействуют между собой?

Лично я думаю, что композиторы сублимировали свои страхи и другие невротические комплексы, которые есть практически у всех, а у творческих людей особенно часто, в музыку, они создавали целые вселенные своего Я.

Можно всего этого не знать и просто слушать музыку. А можно познакомиться с законами музыкальной формы и восхищаться тем, как композитор, словно архитектор, строит здание симфонии, использует симметрию и асимметрию, размещает точку золотого сечения в каждой части — и в целом произведении.

Главное: чем больше человек слушает классическую музыку, тем больше получает от нее удовольствие. При очень важном условии — высоком качестве исполнения. Уверен, многие ощущают барьер перед классикой из-за того, что сталкивались с неудачными исполнениями.

Волшебство начинается только при очень точном исполнении авторского текста, а также взвешенности интерпретации.

— Книги Ляли Кандауровой о классической музыке очень хорошие: они будут интересны людям с любым уровнем подготовки.

Считаю, что монография Германа Аберта о Моцарте — хотя это довольно профессиональная литература — настолько гениальна, что будет интересна любому читателю. Книга Элизабет Уилсон «Жизнь Шостаковича, рассказанная современниками», где собраны воспоминания тех, кто на протяжении разных лет общался с композитором, абсолютно уникальна.

Я бы рекомендовал всем дневники Сергея Прокофьева. Они читаются просто с упоением, в них присутствует блестящий прокофьевский юмор.

Если упоминать не только книги, очень интересно говорит о музыке Ярослав Тимофеев. А еще есть выдающиеся Артём Варгафтик и Михаил Казиник: у них очень разные подходы, но я с большим интересом слушаю все, что они рассказывают.

— У меня была идея составить такой список. Он начинался бы с «категории А» — произведений для людей, которые вообще никогда не слушали классическую музыку. Потом следующий блок — для тех, кто уже познакомился с первым, и так далее. В любом случае даже в первой категории не могут быть лишь три или пять названий. Начальный уровень включал бы 100 или 200 произведений, которые — в силу своей известности — будут наиболее легкими для восприятия неопытным слушателем.

— Практически весь Шопен. Моцарт, я бы начал с фортепианных концертов и наиболее популярных оперных арий. Сюиты из балетов Чайковского. Рахманинов — фортепианные концерты № 2 и 3, этюды-картины, прелюдии. Бетховен, можно начинать с отдельных частей симфоний: скажем, первая часть Пятой или вторая часть Седьмой, фортепианные сонаты. Шуберт настолько велик, что понятен самому простому, неискушенному слушателю — и одновременно с тем может оказаться слишком сложным для самых опытных профессионалов. В список точно вошли бы его «Серенада», Ave Maria, «Неоконченная симфония», фортепианная соната № 20, Фантазия фа минор для фортепиано в четыре руки.

— Думаю, возможны разные подходы. Например, начинать с современной музыки, написанной ныне живущими композиторами, — и с этой стороны прийти к классике. Возможно, для молодых слушателей такой подход будет более правильным: современное может оказаться самым понятным, и от него уже можно идти назад — к музыке 20 века. И затем прийти к золотому фонду 18 и 19 веков.

А кто-то, может быть, начнет с музыки барокко. Это целый мир: оперы, оратории, камерная музыка. В последние полвека развивается исторически информированное исполнительство: есть много записей, сделанных на аутентичных инструментах, — по законам, правилам и теориям, описанным в трактатах тех времен. Это тоже путь.

— В первую очередь стоит брать исполнения последних двух-трех десятилетий. Есть невероятно интересные старые записи, но для того, чтобы их оценить, нужен определенный бэкграунд.

Исполнителей и оркестров много. Для того чтобы слушатель не выбрал посредственное исполнение, я рекомендую для начала брать записи, сделанные известными звукозаписывающими компаниями: Deutsche Grammophon, Philips, Decca, EMI, Sony, Teldec. Это гарантирует высокое качество.

Сейчас я не говорю о сравнении интерпретаций произведений: если речь идет о первом знакомстве с классической музыкой, важно качество записи и исполнения. Кроме того, я бы порекомендовал использовать самые лучшие наушники или колонки, которые человек может себе на данный момент позволить. Это тоже очень важно.

Очень сильно. Одно и то же произведение, которое я дирижирую, играю в оркестре или слушаю из зала, — это в некотором смысле три разных произведения. Задачи музыкантов оркестра ограничены особенностями инструментов, а также воплощением композиторского замысла через интерпретацию дирижера. У него же инструмента нет вообще: приходится воздействовать на игру музыкантов с помощью мануальной техники, взгляда, атмосферы, слов — и какого-то особого влияния, граничащего с гипнозом.

Кроме того, музыканты в оркестре будто бы смотрят на картину с очень близкого расстояния. Видят «мазки», но не имеют возможности оценить целое — в отличие от слушателя и дирижера. Правда, позиция дирижера тоже крайне невыгодна акустически для того, чтобы объективно оценить оркестр. Как ассистент Теодора на генеральных репетициях я слушаю оркестр из разных точек зала и сообщаю, в чем особенности пространства, как скорректировать артикуляцию, фразировку, звук и даже до определенной степени темп — в связи с акустикой. Иногда мы меняемся ролями, и из зала слушает Теодор.

Это так, но все-таки в переносном смысле. Хотя бы потому, что дирижер не может заниматься на своем инструменте дома, в отличие от музыкантов.

Особенность подхода Теодора к репетициям в том, что он максимально приближает процесс дирижирования к занятиям музыканта на инструменте, добиваясь, во-первых, технического совершенства, а во-вторых, такого взаимодействия между оркестром и дирижером, чтобы самым тончайшим образом влиять на агогику (в музыкальном исполнительском искусстве агогика — небольшие отклонения от темпа и метра, подчиненные целям художественной выразительности. — Примеч. ред.). Так он оставляет возможность для элемента импровизации на концерте, несмотря на большое количество репетиций и крайне детальную работу.