«Люди были так воодушевлены, что не только хлопали, но и топали»

Ее надо видеть. Или хотя бы слышать. Напечатанное интервью не передает очарования, шарма, легкости, красоты, смешливости и расположенности к общению. «Реинкарнация Марии Каллас», «божественный голос», солистка Большого Динара Алиева скоро отметит юбилей — десять лет на сцене лучшего театра мира. 

— Какая вы, Динара, красавица. Могли бы в рекламе сниматься. И наверняка в оперу на ваши постановки кого-то из зрителей привлек не только голос, но и яркая внешность исполнительницы. Как в случае с Анной Нетребко, которая своей популярностью обязана не только вокальным данным. 

— (Смеется.) Спасибо. Я считаю, что именно Анна Нетребко перевернула стереотип об оперных певицах; показала, что они должны быть не только вокально подготовленными, но и интересными, харизматичными, красивыми. Впрочем, в этом кроются и опасности, потому что, когда по воле режиссеров на первое место выходят внешние данные исполнителя, когда оказывается, к примеру, что нужна Джильда худенькая и маленькая или хрупкая юная Тоска, тогда как вокально партия требует зрелого вокала, тут могут возникать серьезные проблемы.

— А некоторые режиссеры еще и раздеть на сцене хотят, в некоторых современных версиях классических опер...

— Да, нынешний век, к сожалению, режиссерский... И многие именитые дирижеры, чтобы сохранить уважение к композитору, предпочитают ограничиваться концертным исполнением опер.  
    
— Режопера? Грубое на слух определение режиссерской диктатуры в театре.

— К счастью, сегодня хватает режиссеров, которые умеют, не опошляя оперу, сделать ее современной. Как постановка «Травиаты» Франчески Замбелло, в которой я пою в Большом театре, — не скажешь одним словом: классика или модерн, но это масштабный, красивый спектакль, который, мне кажется, достоин долгой жизни. Из совсем недавних работ — «Богема», поставленная молодым французским режиссером Жаном-Романом Весперини: мило, приятно, с французским шиком. «Бал-маскарад» Верди на нашей исторической сцене, в который я недавно «ввелась», — это тоже очень красивый спектакль.

— Москва, Россия уже давно воспринимают вас своей, в следующем году – юбилей, десять лет как поете в Большом театре... 

— Да, 7 октября у меня бенефис. Пока думаю, каким он будет... Точно знаю, что в этот момент в Париже в Opera Bastille грядет премьера «Мадам Баттерфляй», и я окажусь между двумя театрами, но хотела бы сделать концертную версию «Силы судьбы». Приглашаю известного дирижера Даниэля Орена.

— Статус! Приглашать дирижеров…

— Раз в два года я провожу свой фестиваль Опера-арт, и так получилось, что именно я впервые пригласила Даниэля Орена в Москву. А теперь он нарасхват. Стал главным дирижером Тбилисского оперного театра.

— С вашей легкой руки, выходит. 

— (Смеется.) Мне приятно.

— А зачем при вашей востребованности, занятости еще фестиваль?

— Так сложилась, что у меня две родины — Баку и Москва. В Баку я родилась и получила начальное образование, а Москва дала мне старт и возможности для дальнейшего развития карьеры. Сегодня я уже достигла такого уровня, что могу позволить себе приглашать в Москву артистов — здесь мой театр, мой дом, моя семья. 

Сейчас третий фестиваль будет расширяться территориально: захватит Прагу, зал Сметаны, потрясающий по красоте и с невероятной акустикой. Я выступала там много раз, в том числе и с Дмитрием Хворостовским.  Конечно, мне хотелось бы и в Баку привезти Оперу-арт, но все зависит от финансовой поддержки, потому что фестиваль — это не только большая организационная работа, но и большие затраты: аренда залов, приглашение артистов. На себя я взяла только художественное планирование: отбор участников и формирование программы. Фестиваль мы проводим не каждый год, но зато на очень высоком уровне: на первом фестивале были Даниэль Орен, Ион Марин и Марчелло Рота. Хотелось бы российской публике открывать новые имена, знакомить с неизвестными ей операми. Так, год назад привезла сюда «Ласточку» — оперу Пуччини, которая никогда раньше не шла в России. На следующем фестивале будет «Эрнани». Интерес зрителей и реакция критики однозначно говорят о том, что это востребовано. Все оценили, что программа Опера-арт нестандартна. Честно говоря, сколько можно слушать «Травиату»? Публике, у которой нет возможности купить билеты и отправиться в Милан, хочется новых оперных впечатлений. Да и я получаю невероятное удовольствие от того, что сама себе хозяйка и могу исполнять только то, что хочется.   

— А вам не хотелось, как вашему земляку Муслиму Магомаеву, которого также считают своим и в Азербайджане, и в России…

— Невероятный человек. Мне посчастливилось общаться с его семьей, с Тамарой Ильиничной (Синявской. — Прим. ред.)...

— Как он, не хотели пойти эстрадным путем? Мама же вас в честь Дины Дурбин назвала.

— Был такой момент. Я уже училась в консерватории, но эстрадой увлекалась. Но после приезда в Баку Монсеррат Кабалье, где она дала мастер-класс и наговорила мне столько хороших слов…

— Назвала ваш голос «божественным»!

— (Смеется.) Все стали восхищаться, хлопать… И я поняла, что если Бог дал такой академический голос, им надо заниматься серьезно. Да и многие музыканты, когда я пробовала петь в ансамбле, говорили: «Слишком выделяетесь. Вы — солистка. Ваше направление должно быть другим».  Может, тут и сила места рождения. Солнце, море дают красивый тембральный окрас. И важно добавить к этому правильную технику, чтобы окрас не потерялся. Мне повезло: десять лет занимаюсь с одним из лучших педагогов России, а на мой взгляд, и мира — Светланой Григорьевной Нестеренко. Она работает в Большом театре, и в ее честь на моем фестивале мы устроили юбилейный концерт. Но природы, техники мало.  Нужно быть индивидуальностью. Должно быть свое нутро, своя голова. Много чего. Главное, надо очень много работать. Работать и работать... Поняла это еще в консерватории, где когда-то училась Хураман Касимова. Народная артистка Азербайджана, она первая из наших певиц завоевала Премию имени Марии Каллас, а через 25 лет я привезла вторую.

— Вы привезли вторую премию, хотя для специалистов и публики было очевидно: вы первая. Полистала форумы, отзывы все примерно такие: «Слышали про победу нашей Динары Алиевой? Советую следить за афишами, посещать концерты, потому что недалек тот день, когда она выйдет на мировую сцену и будет очень нелегко увидеть ее на сцене бакинской. Браво, Динара!»

— (Смеется.) Да! Публика была искренне возмущена. Правда, специальный приз конкурса — исполнение оперы «Травиата» в Театре города Салоники — должен был достаться обладателю первой премии, но выступить пригласили меня. Это был настоящий триумф. После этого меня регулярно стали приглашать на концерты памяти Марии Каллас. А на последнем концерте организаторы вывесили два огромных портрета: Каллас и рядом я. 

Сложилось так, что в тот день я очень сильно заболела. Фониатор сказал, что выступление невозможно, но я ответила, что буду петь. Программа была сложной, в двух отделениях — Пуччини, Верди. Вы не представляете, что творилось с публикой: люди были так воодушевлены, так переполнены чувствами, что не только хлопали, но и топали (смеется). Греки же очень эмоциональные. Приходили и говорили: «Вы — это она!» 

— А вам не зябко в Москве после теплого, солнечного Азербайджана?

— Очень зябко. Скучаю по солнцу. По своему городу. Когда есть время, всегда туда уезжаю. Или в другие места, где есть солнце. Очень его не хватает. Но не всегда получается. Который год уже без отпуска. Вроде уже запланируешь, дашь себе слово, но обязательно возникнет какое-то предложение, какой-то контракт.  Потому что все музыкальные фестивали происходят, как правило, летом. Так что поневоле начинаю привыкать к отсутствию тепла.

— Думаю, вам помогают компенсировать это положительные эмоции — обожающая публика, любящая семья, самый лучший театр в мире.

— Большой театр, кстати, да! Он по-прежнему очень высоко котируется. О нем много пишут. И в последние годы, с приходом Владимира Георгиевича Урина и Тугана Сохиева, нашего музыкального руководителя и главного режиссера, у нас действительно много гастролей, много новых интересных постановок. Скажу больше, зачастую певцы, приезжающие к нам, больше волнуются, чем у себя в Европе, потому что самая сложная сцена — Историческая сцена Большого театра.

— Сама сцена или публика? 

— Сам театр, его мощь, его масштаб. Бывает, что дома у певцов голоса звучат прекрасно, а здесь они проигрывают. Вообще, в жизни всякое бывает. Певцы — тонкая натура. То простуда, то бронхит…

— А концерт не отменить…

— Можно. Даже за несколько часов до концерта. Ведь связки не вернуть. Но я стараюсь в последний момент выступления не отменять. Лучше уж это делать заранее, если чувствуешь опасность. 

— Чем порадуете себя и публику в ближайшее время?

— В Латвийской национальной опере в качестве приглашенной солистки буду петь «Ласточку» Пуччини. Здесь, в Большом, Тимофей Кулябин ставит «Русалку» Дворжака.  В декабре — концерт в честь юбилея гениального маэстро Юрия Хатуевича Темирканова. Из певцов он пригласил только меня. Должен выйти диск, записанный с Андреа Бочелли.

— А мамой «работать» успеваете? 

— Ох, ребенка почти не вижу. Хотя даже беру с собой, когда уезжаю на постановки. Ему, конечно, меня не хватает, как и мне его. Прихожу домой, от всего отключаюсь, говорю: «Я — твоя». Лепим, строим из Lego, читаем на ночь. 

— Поет?

— Начал. Занимается музыкой с педагогом.

— А себя поющей с какого возраста помните?

— (Смеется.) С самого раннего. Брат нашел запись, где мне два года, и я уже пою песни из советских мультфильмов. Мама, уходя на работу, оставляла меня с пластинками. Когда возвращалась, я продолжала сидеть и подпевать «Бременским музыкантам». Пытаюсь и сына приобщить к добрым старым мультфильмам, но нет: «Хочу Майнкрафт!» Наши дети уже другие. Но память у сына устроена как у меня: стихи не очень запоминает, а любую сложную песню — сходу.