Эпоха Белоснежки

8 ноября 2011

Анжелен Прельжокаж – известный хореограф, которого европейские театры в последнее время рвут на части, чтобы он поставил на их сцене хоть что-нибудь. Не стала исключением и Россия. Прошлый сезон Большой театр открыл совместной постановкой с труппой Прельжокажа «А дальше – тысячелетие покоя», а в этом году он репетирует с артистами Мариинского театра балет «Парк». В Петербурге на втором Международном фестивале искусств « Дягилев. Постскриптум», проходившем при поддержке ВТБ, Прельжокаж показал новый балет «Белоснежка», который вызвал неоднозначную реакцию петербургской публики.

– Господин Прельжокаж, как ваш балет «Белоснежка» попал на фестиваль «Дягилев. Поскриптум»?

– На первом фестивале «Дягилев. Постскриптум» мы показали один трогательный и эмоциональный дуэт, па-де-де из «Белоснежки». Он произвел хорошее впечатление на руководителя фестиваля Наталью Метелицу, и видимо, поэтому она захотела показать спектакль полностью в рамках фестиваля.

– Образ Мачехи выведен вами на первый план, она стала главной героиней наравне с Белоснежкой, хотя у братьев Гримм мачеха – второстепенный персонаж. С чем это связано?

– Мне кажется, что именно балет «Белоснежка» отражает нашу эпоху. В наше время, благодаря различным современным технологиям, можно выглядеть очень молодо в солидном возрасте. И сейчас мы часто можем видеть, как по улице идет 40-45-летняя мама со своей восемнадцатилетней дочкой. Обе выглядят одинаково красиво и привлекательно. И между ними появляется соперничество, из которого, как мне кажется, возникает некий комплекс эпохи. Как в психологии существует Эдипов комплекс, так в наше время появился комплекс Белоснежки, то есть комплекс соперничества между матерями и дочерьми.

– Костюмы к балету выполнены по эскизам знаменитого кутюрье Жана-Поля Готье. Почему вы обратились именно к нему? Вы вносили свои коррективы в костюмы или они были безупречны?

 В наше время появился комплекс Белоснежки, то есть комплекс соперничества между матерями и дочерьми

– Мне очень понравилось, что во многих дефиле Готье присутствует сказочная тематика. Например, два года назад, когда задумывалась «Белоснежка», я увидел его показ, который был посвящен сказке «Русалочка». Я пришел в восторг! Фантастические одеяния, платья из ракушек, в волосах – водоросли… Это был праздник авангарда и сказочного романтизма. Работая над эскизами к «Белоснежке», Готье адаптировал костюмы в зависимости от движения танцоров, чтобы костюм лучше всего подходил к танцу данного конкретного персонажа. Я не вмешивался в его работу.

– Только Мачеху вы заставили надеть высокие каблуки…

– Да, это конечно, вызов – танцевать на каблуках, но это привносит специфическую манеру исполнения.

– «Белоснежка» поставлена на музыку Густава Малера. Были ли еще какие-нибудь варианты? Или сразу к Малеру обратились?

– Да, я думал о том, что может быть лучше написать музыку специально для спектакля. Но чем больше я слушал произведения Малера, тем больше понимал, что именно такая музыка идеально подходит для моей «Белоснежки»: столько образов сразу возникает в сознании. И тогда я понял – она идеально подходит.

– В свое время «Дягилевские сезоны» были связаны с большим количеством скандалов. Были ли скандалы с «Белоснежкой»?

– С «Белоснежкой» пока не было громких разбирательств, но у меня в карьере были скандалы, связанные с другими постановками. Мне кажется, часто скандал всегда вызван недопониманием. Просто, публика ожидает увидеть одно, а ей преподносят что-то нестандартное, нетипичное, противоречащее ее ожиданиям, в таких ситуациях и возникает полемика.

– Можно ли говорить о продолжении традиций классического балета в современном танце? Имеют ли ваши артисты классическое балетное образование?

 Часто скандал всегда вызван недопониманием. Просто, публика ожидает увидеть одно, а ей преподносят что-то нестандартное, нетипичное 

– Что касается танцовщиков моего Национального хореографического центра, у большинства из них классическое образование. Либо это выпускники современных танцевальных студий, которые обязательно берут уроки классического танца. В нашей балетной компании уроки классики обязательны для всех. А что касается русского балета и «Русских сезонов Дягилева», для меня это первооснова того, что развилось потом в современный танец в нашем понимании и в плане техники исполнения, и в плане сочетания различных видов искусства: танца, музыки, сценографии, режиссуры, драматургии. И сейчас работы современных танцовщиков основываются на тех же принципах, что и у Дягилева, техника осталась та же. Непосредственно хореография изменилась, но принципы сочетания различных жанров искусства в едином произведении сохраняются. Они идут именно от «Русских сезонов Дягилева».

– Артисты, с которыми вы работали в Большом театре и ставили балет «А дальше – тысячелетие покоя», сказали, что «мы стали свободнее во всем: в танце, в жизни, в мыслях и в душе. Мы раскрепостились и перестали стесняться своего тела». Они у вас все танцуют босиком. Вы чувствовали, как артистам приходилось переламывать себя или эта подстройка под вас, как хореографа, проходила легко, безболезненно для них?

– У них очень «умные тела». Именно благодаря «умным телам» они смогли довольно легко поменять стиль, хотя он был им не привычен. Я лично оценил то, что вся балетная труппа работала даже не на сто, а на двести процентов. Они репетировали безумное количество часов, намного больше того, что им было положено по расписанию. А что касается свободы, хочется вспомнить фразу Стравинского «Точность и порядок – это свобода». Я понимаю это так: когда мы стремимся к наибольшей точности, хотя, казалось бы, она противоположна свободе, на самом деле, когда мы приобретаем абсолютную четкость в исполнении, это и приводит потом к раскрепощению, к свободе выражения. В частности, когда работал с труппой Мариинского театра, почувствовал, что они старались очень точно выучить все движения, что в дальнейшем позволило им свободно, открыто воплощать свои сценические образы.

– В одном из интервью вы сказали, что при подборе танцовщиков для вас после физической подготовки очень важна яркая индивидуальность танцора. Не мешает ли яркая индивидуальность в коллективе?

 А что касается свободы, хочется вспомнить фразу Стравинского «Точность и порядок – это свобода» 

– Если сравнивать балетные компании с букетами, то есть коллективы, где много красивых, стройных тюльпанов. Другой коллектив состоит из прекрасных роз. Так вот если сравнивать мою балетную компанию с букетом, то это букет совершенно разных цветов, где есть тюльпаны, розы, ирисы, маки и все что угодно, – такая пестрая, яркая разнообразная труппа.

– Вы прошли путь от классического танца через увлечения роком к танцу современному. Изучали в Японии театр НО. Как все это сегодня соединяется в вашей работе? И соединяется ли?

– Это конечно, связано с тем, что я сейчас делаю. Мне хочется сделать мои нынешние постановки более насыщенными разными влияниями, поэтому для меня все разнообразие, которое я когда-то видел, служит источником вдохновения постоянно.

– Что лучше позволяет почувствовать балет и понять, каким он был: эскизы костюмов, наброски декораций или видеозапись?

– Видеозапись – это как фотография. Она фиксирует только непосредственно данное исполнение. А ведь спектакль впоследствии может сильно измениться: настроение, шаги, танцоры, движения. Но при этом благодаря кинематографическим средствам, крупным планам видеозапись может подчеркнуть, выделить, например, руки танцора или элементы костюма. То есть с помощью видео мы можем дополнительно привносить какие-то смыслы в балет.

– Кто из хореографов повлиял на вас больше всего?

– Во-первых, конечно, Вацлав Нижинский, любимый артист Дягилева, гениальный танцовщик. Во-вторых, Мерс Каннингем, ставший основоположником собственного стиля современного танца и основавший компанию Merce Cunningham Dance Company. И Джером Роббинс (настоящая фамилия Рабинович) – американский кинорежиссер и хореограф, чья деятельность воплотила в себе дух классического балета и экспериментальные изыскания современного музыкального театра. Но кроме танца, я ищу источники вдохновения в других областях: и в живописи, и в кино. Для меня важно не ограничиваться танцем, а искать вдохновение в разном.

– Я обратила внимание, что вы поставили три балета на музыку Стравинского: «Весна священная», «Свадебка» и «Жар-птица». С чем связана такая любовь к Стравинскому?

– У Стравинского очень «танцевальная» музыка. Он сочинял специально для балетов, и это очень чувствуется. Чувство ритма, которое присуще его произведениям, безумно помогает мне. Если мы вникаем в эту музыку, она создает образы, раскрывает их.

– Что вам мешает в работе с российскими танцовщиками?

 Когда я работал с артистами Большого и Мариинского театров я был поражен тем, с какой отдачей они это делали. Они были вдохновлены работой 

– Мне ничего не мешает в работе с ними. Наоборот, когда я работал с артистами Большого и Мариинского театров я был поражен тем, с какой отдачей они это делали. Они были вдохновлены работой. И, кроме того, все они очень живые артисты. Это совершенно не очевидно. Это не всегда так. Но они живые в работе над образами, с ними приятно было репетировать.

– И что, никто не опаздывал на репетиции?